Дожить до первого снега

Капельки вечности.

Ранним воскресным утром 28 октября я шагнул из подъезда в темень двора. Там было тихо, безлюдно, и только желтые листья трогательно усеивали дорожку к машине. Почему-то вспомнилось Рождество. И захотелось скорее снега. Первого снега! Сел в машину, завел мотор и прочел положенные молитвы. Потом перекрестил все четыре стороны света - по давней шоферской привычке. Пристегнул ремень безопасности (Ангел Хранитель надоумил!) и поехал на раннюю в Петропавловский храм. Потом уже, задним умом, порадовался тому, что дочь ленива ехать со мной к ранней обедне и собралась вместе с мамой в соседний храм Бориса и Глеба, ну, тот, что в шаговой доступности от нашей многоэтажки. А если бы она сидела сзади…

Но об этом лучше не думать вовсе.

Петропавловка от меня довольно-таки далековато. Даже ночью, когда ни пробок, ни заторов на пути, ехать минут пятнадцать - по уже накатанному за много лет, давно намоленному предрассветному маршруту. Но я люблю эти минуты в пути по родному притихшему перед пробуждением городу. Ехать по городу, в котором вырос и прожил почти всю жизнь, это словно бы перелистывать фотоальбом, подглядывать в свое прошлое. Здесь было это, там то… Тут вот целовался. Здесь били. Там плясал, а здесь когда-то расклеивал объявления: «Подписывайтесь на Православную газету»…

Правда, вчера, в субботу, не было сил заставить себя пуститься в путь. И тоже побрел на вечернюю куда поближе - в церковь в честь святых князей Бориса и Глеба. Которую в безлиственную погоду (начиная с октября и по конец апреля) видно хорошо из моего окна. Иногда я молюсь на этот храм. Ночью его красиво освещают.

Просто так уж сложилось, что езжу много лет в Петропавловку. Когда-то мы с Людмилой начинали семейную жизнь в доме рядом с Петропавловской церковью. И с тех пор уже так привыкли! Да и храм ведь намоленный, старинный. И вот уже столько времени я там прихожанин. Хотя и переезжали не один уже раз - и с каждым переездом отдалялись всё дальше от родной Петропавловки.

И вот как радовались тому, что в парке Победы рядом с нашим домом стали вдруг стремительно вырастать стены, а потом и спустился сверху купол с крестом для храма Бориса и Глеба! Это было в «эпоху Лиманского», остроумно прозванную «храмстроем», когда особенно много приходов у нас открылось. И потом уже всюду в городе храмы стали возводиться в шаговой доступности из любой точки. А потом… потом первый настоятель Борисоглебского прихода отец Андрей Вечканов уложил цветную плитку на полу церкви большим крестом по всему полу. Хотел-то как лучше!.. И вот захочешь помолиться в церкви - обязательно пройдешь по кресту! Я ему об этом сказал, он не стал и слушать. Тогда я вынужден был отказаться посещать этот храм. Не хотел наступать на крест. А другие… другие постарались креста как бы не замечать. Но мне обидно было - и рядом с домом храм, и так мы все радовались его строительству, и вот… Несколько лет назад - уже новым, кажется, настоятелем - крест этот с пола по Божьей милости все же убрали. Но я все равно как-то уже перехотел туда ходить. Может, я и не слишком прав был, что так вот строго подошел к этому - кто-то ведь из прихожан и настоятель мне потом доказывали, что это всего-навсего две пересекающиеся линии на полу, а вовсе никакой тебе не крест (словно бы крест уже и не состоит как раз из двух пересекающихся линий?). А садился ранним утром в «калину» и ехал в церковь Петра и Павла. Как и вот в этот раз.

Настроение было лирическое. «Многое в жизни пора менять», - думалось в пути. Где-то отдаленно, в уголке сознания, звучал Бетховен, «судьба стучится в дверь». Но я не обратил внимания на этот едва слышный стук.

Вот и Московское шоссе. А вот и перекресток. Останавливаюсь на светофоре. До храма уже рукой подать. Вот только зажжется зеленый свет… Кто сегодня будет служить? Может, мой тезка отец Антоний? Он такой добрый, такую большую частичку мне во время Причащения дает! Дай Бог ему здравия! Вот бы он был в этот день на ранней служащим… А исповедоваться хорошо у отца Александра. Тем более что самый опытный, отец Иоанн-ключарь, сейчас в отпуске. И хорошо бы проповедь произносил при этом отец Николай (молодой), он сейчас самый сильный проповедник в нашем храме. Просто нет сейчас отца Николая-старшего, писателя, нет его в храме из-за тяжелой болезни. И так его не хватает! Но не бывает же, чтобы все выстроились по моему желанию… Хотя все хороши и, в общем-то, всё равно, кто будет служить, кто исповедовать, проповедь говорить. Замечательные все у нас батюшки, как на подбор.

Радио, может, включить, что там сегодня за ночь стряслось, узнаю… Ладно уж, не стану - отдохну от новостей. А вот лучше…

Но вдруг словно бы сверху свалился огромный валун на меня. Тунгусский метеорит откуда-то сверзился, - нет, не сверху, все же с левого бока удар, откуда-то сзади, откуда и не ждешь. Меня дернуло, тряхнуло, как от мощного взрыва, водительское кресло рухнуло куда-то назад. Никакой возможности не было бороться с этой сильнейшей волной. Цунами! Понесло… Машина летела в сторону… что-то еще я пытался сделать… Тщетно… Второй удар! Впереди оказался бетонный столб. Как в кино - всегда непременно столб почему-то на дороге оказывается. Всё так быстро, в мгновения стряслось… Я и глазом не успел моргнуть. Машина заглохла, смятая с двух сторон в гармошку. Отстегнул ремень. Открою ли дверь? С трудом, но открылась. Живой! ЖИВОЙ!.. Ступил на асфальт, покачиваясь, как на волнах. Осмотрелся. Моя машина безжизненно застыла - передом в столб. А задней части у машины теперь, после удара, просто не было! Всё всмятку! И «след кровавый стелется по сырой траве» (ну, не кровавый, из стекла и железок, но зато длинный, на все восемь метров пути до столба). Его потом целая бригада, специально вызванная, убирала. Наехавшая на меня на огромной скорости машина (как потом выяснилось, мчалась по городу 120 км в час!) - остановилась метрах в двадцати от меня. Побежал к ним узнать, живые ли? Там с правой стороны кто-то ворочался и негромко прохрипел. Женщина за рулем была в полном порядке. Живые! Только, может, пассажир чуть помялся. Потом он вылез, изрядно пьяный, но мог и стоять, и разговаривать. Стал предлагать «уладить» вопрос, сказал, что при должности… Я отмахнулся. «Вы только что чуть не убили меня», - так объяснил ему свое нежелание разговаривать. - «У меня два ребра сломано», - отпарировал, словно оправдываясь, он. И все же отошел в сторону. Было видно, что ему все-таки досталось. А я? НИ ОДИН ВОЛОС НЕ УПАЛ С МОЕЙ ГОЛОВЫ! Это какое-то чудо.

Позвонил в МЧС, доложил оперативную обстановку. Уже через пять минут прибыл наряд дорожной полиции… Дальше всё помчалось, как по накатанной колее. Опросы-допросы, сверки-проверки, а потом эвакуаторы, экзекуторы, инквизиторы и калькуляторы… Жена подъехала, свитер теплый привезла. Поохала от увиденного. Зрелище, да, не для слабонервных. Вскоре подогнали два эвакуатора (а вы обратили внимание, как мы говорим о машине? Как о живом существе, да почти что как о себе самом! «В меня врезались», «мне колеса зашиповали», «меня затонировали» - такое полное соединение себя с неодушевленным предметом о чем-то же да говорит! А когда лишаешься прав, сам себе видишься жалким, безсильным и брошенным, безправным…). Виновница всего случившегося, женщина-водитель, вела себя на удивление разумно. Ни паники, ни каких-то эмоций. Словно этот «силовой» мир, состоявший из протоколов и прочих там проколов, был ей хорошо знаком. Держалась подальше от меня, поближе к гаишникам. Только и сказала мне, что в последний момент все же успела чуть сбросить скорость. Иначе бы еще хуже нам всем пришлось. С какой же тогда скоростью ехала она? И почему из всех вариантов устроения мне аварии, а то и чего похуже, враг нашего спасения выбрал и предпочел именно ее? Женщину лет 35-ти с красивым и жестким лицом.

- Вы проверьте ее на алкоголь, - посоветовал гаишникам.

- От освидетельствования отказалась! - ответили они. Значит, догадка моя верная: «в состоянии алкогольного опьянения». Эх-х… Нехорошо играть чужими жизнями. (Своей-то еще куда ни шло.)

Ночь, пьяная компания. Бешеная скорость, резкий удар…

У ее пассажира не было при себе документов. Позвонил домой, приехала с документами жена - приятная, простодушная женщина, сразу вызывающая симпатию. Полицейские выразительно заулыбались.

Ну вот уже расписался я в протоколе. Машину сгрузили в эвакуатор. Прощай, моя «калина»! Больше не сидеть мне за твоим рулем. Восемь лет служила верой и правдой. И в этот раз, самый трудный и важный, выдержала сильнейший удар. Крепкая оказалась! Не зря тебя отец Сергий Гусельников когда-то освящал. А отец Антоний Вахрушев - совсем ведь недавно! - восполнял благодать… Не зря! А теперь только в металлолом годишься… Жалко тебя провожать. Но свое ты отработала честно. Сгрудили тебя на церковном дворе, в Крестовоздвиженском приходе. Кусок железа, не машина уже. Брат Николай всего две недели назад предлагал сдать тебя на металлолом. Чтобы я не позорился - «на таких машинах разве только семинаристы еще ездят… уж лучше пешком ходи». Вот и исполнилось. Груда железок. Металлолом.

Полные самых противоречивых чувств (где радость соседствовала с болью: радость, что выжил, боль - что теперь без колес), пришли домой после долгих утренних скитаний. Вдруг Люда схватилась за телефон. Это ей наша дочь Анна из соседнего Борисоглебского храма вдруг позвонила. Оказалось, забыла емкость она для святой воды. А надо набрать после молебна. И тут я словно очнулся от морока. А ведь Литургия еще идет! Помчались мы с Людмилой в ближайший храм. Вдруг еще успею?! Шансов нет никаких, но их и никогда нет, при трезвом разумении. Кто мы, чтобы иметь шансы сподобиться Тела и Крови Христовых?! А пробовать все равно нужно. Раз уж не в Петропавловку, так вот сюда... Еще и не началась Литургия верных. Отец Артемий Игнатьев только приступал еще к чтению заздравных имен. Я пробрался в самый первый ряд и стал наизготовку. Когда появилась возможность, объяснил батюшке с такими ясными и глубокими глазами, в какую попал передрягу - и почему не был на исповеди, хотя и готовился ко Святому Причащению. «Сейчас вас поисповедаю», - сказал он. И вскоре вышел ко мне с Крестом и Евангелием. «Место встречи со Христом изменить нельзя!» - пронеслось в сознании. Если уж был в этом храме на вечернем Богослужении, здесь и надо причащаться Святых Таин. Наверное, вот так вот как-то оно выходило.

- Этой исповеди могло бы у меня уже и не быть, - начал я патетически. - И с теми грехами, которые на исповедь сейчас принес, мог бы уже предстать перед Всевышним…

Протоиерей Артемий отпустил грехи и уже совсем вскоре вышел к нам со Святой Чашей.

И Причастия этого тоже могло бы уже и не быть для меня, - подумалось перед самым Таинством. И как хорошо, что всё именно так, а не иначе!

А когда вышли из храма, увидели снег. Он мягкими белыми хлопьями, как в сказке, как во сне, спадал с небес на еще сырую, еще не мерзлую землю. Первый снег.

- Значит, 6 декабря совсем уже снег ляжет, - подсчитала по давней примете жена. А я стоял, как завороженный, глядя на белые пушистые снежинки. Они падали медленно, плавно, как бы торжественно.

Дожить до первого снега… дожить… до первого… дожить… снега…

Вечером отлеживался перед телевизором. Медленно приходил в себя, глядел одну за другой серии «Места встречи изменить нельзя», как Шарапов с Жегловым ловили Фокса. Знаю каждый кадр наизусть. Но надо же было мне куда-то спрятаться хоть ненадолго от того удара…

А утром в понедельник из Москвы позвонил сын. В эту ночь его жена родила девочку.

Так ведь я же вот и говорю вам, что жизнь продолжается!

Раз снег еще белый.

Раз в шаговой доступности есть храм.

Антон Жоголев.

Рисунок Анны Жоголевой.

См. также...